– С Ларисой Анатольевной? – уточнил Крастуев. – Конечно, можете. Я ее сейчас приглашу, а сам перейду на время в кабинет Ашрафи. Но только полчаса, не больше.
– Это я вам обещаю. Господин Муса Халил еще не появлялся?
– Нет. Но он обещал приехать.
– Очень хорошо. Пригласите вашего секретаря.
Он остался сидеть за приставным столом, когда Крастуев вышел из кабинета. Через минуту вошла Лариса Анатольевна. Она была в строгом темном костюме-двойке. Белая блузка выгодно подчеркивала ее наряд. У нее были собраны волосы, на ногах – танкетки, для удобства. Она являла собой образец почти идеального секретаря, хотя и была специалистом с высшим образованием.
– Еще раз доброе утро, – сказал Дронго. Он уже здоровался с ней, когда вошел в приемную. – Садитесь, пожалуйста, я хочу задать вам несколько вопросов.
Она села напротив. Внимательно посмотрела на Дронго. У нее были карие глаза. Ему понравился ее взгляд. Умный и независимый.
– Извините, что отвлекаю вас от работы, – пробормотал он, – но вы наверняка уже знаете, для чего я сюда хожу.
– Знаю, – кивнула Лариса Анатольевна, – у нас уже многие знают. Я думала, что вы будете вызывать всех сотрудников на беседу. А вы приезжали к нам и почти ни с кем не разговаривали.
– Зачем? – спросил Дронго. – Я убежден, что следователи уже поговорили с каждым из сотрудников компании и узнали все, что можно было узнать. И приехавший за ними голландский специалист тоже побеседовал с каждым. Если бы эти разговоры могли что-то решить, то у нас уже был бы подозреваемый. Но кроме несчастного водителя, никого пока нет. Значит, разговоры не помогают. Так зачем мне тратить на них свое время?
– Логично, – улыбнулась она, – я об этом не подумала.
– Вы уже давно здесь работаете. Скажите, каким был Вилаят Ашрафи? Вы же видели его много раз. Меня интересуют его человеческие и профессиональные качества.
– Достаточно мягким, коммуникабельным. Хотя характер имел взрывной, но быстро отходил. Русского языка он почти не знал, и с ним иногда работали переводчики. Но чаще всего с ним бывали его адвокат и телохранитель, которые довольно неплохо знают русский язык.
– У вас в офисе много женщин?
– Человек двадцать пять. Может, больше, я не считала.
– Как он к ним относился?
– Нормально. Я не совсем поняла вопрос. Если вы интересуетесь, не приставал ли он к ним, то никогда не позволял себе даже намека. Он получил западное образование, а там с этим достаточно строго. Никакого флирта на работе, вы же знаете. Там сразу подают в суд и выигрывают подобные процессы.
– Это в Америке, – усмехнулся Дронго, – в Европе все не так строго, хотя в общем я с вами согласен. Значит, на работе он был безупречен. А в быту?
– Этого я не должна знать. Мы встречались с ним только по службе.
– Не должны, но наверняка знаете. Вы же входили, когда он говорил по телефону, с кем-то общался. Насколько мне известно, вы владеете английским языком.
– Вам уже успели сказать, – поняла она, – да, я слышала его разговоры. Он обычно звонил старшему брату. Иногда беседовал с нашими журналистками. С одной канадской журналисткой. Кажется, ее фамилия была Эткинс, и с нашей беседовал часто. О ней даже писали в журналах.
– Как ее фамилия?
– Вы же наверняка сами знаете. Ее допрашивали в прокуратуре. Наталья Кравченко.
– Больше ни с кем?
– С разными знакомыми, которые у него были. Но я слышала разговоры с этими двумя.
– Теперь у меня к вам будет необычный вопрос, который вам наверняка не задавали ни следователь, ни голландский сыщик. Только поймите меня верно, я спрашиваю не из-за собственного интереса, а потому, что мне это нужно.
– Я вас слушаю.
– Насколько мне удалось узнать, адвокат Муса Халил иногда просил разрешения внести свои деньги в совместные проекты, купить часть акций, чтобы получить свою долю в прибылях компании, то есть фактически нарушал негласную служебную этику. Это правда?
Она молчала, словно размышляя над своим ответом.
– Так делают многие, – осторожно ответила Лариса Анатольевна. – Дело в том, что такая практика – своеобразное поощрение лучших сотрудников компании и менеджеров, которые начинают работать в том числе и на собственный карман.
– Но не адвокатов, которые получают оговоренные гонорары и не могут требовать своего участия в прибылях компании.
– Он мог вложить свои деньги. Насколько я знаю сам господин Ашрафи-младший не возражал против этого.
– Большие суммы?
– Не знаю. Вам лучше спросить у самого адвоката. Или у Николая Савельевича.
– Так и сделаю, – пообещал Дронго. – А кофе ему вы носили?
– Да, его приготавливали на кухне, и я вносила в кабинет. У нас такая практика.
– В то утро он тоже пил кофе?
– Меня об этом спрашивали раз десять. В то утро господин Ашрафи-младший не пил кофе. И ничего вообще не пил. Кофе я принесла только Николаю Савельевичу. Ему обычно даю кофе с молоком.
– Ясно. Спасибо за вашу помощь. И, пожалуйста, никому не говорите о моих вопросах.
– Это я понимаю, – улыбнулась она.
Лариса Анатольевна вышла из кабинета. Дронго задумчиво постучал по столу костяшками пальцев. Он уже собирался выйти из кабинета, когда открылась дверь и вошел Муса Халил.
– Доброе утро, мистер Дронго, – начал он по-английски. – Я вижу, что вы уже успели начать работу, приехав сюда даже раньше меня.
– Я только недавно приехал, – сообщил Дронго.
Муса Халил прошел к столу и уселся в кресло Крастуева. Очевидно, эта хамская манера занимать главные места в филиале компании была у адвоката плохой привычкой. Или он искренне считал, что как основной юрист компании имеет право так себя вести в филиалах.